Карен Кавалерян* – поэт, драматург и прозаик. Член союза писателей России. Один из самых титулованных поэтов-российских песенников. 18-кратный лауреат «Песни года». Рекордсмен конкурса Евровидение. Автор популярных мюзиклов для российских и зарубежных театров. Издал 2 книги прозы – мемуары о шоу-бизнесе «Танцы в осином гнезде» и роман «Легенды отеля «Метрополь».
— Почему вы, популярный поэт-песенник, в 2009‑м году, на пике карьеры ушли из шоу-бизнеса и связали свою судьбу с театром?
— Тут сошлись сразу несколько причин. Во-первых, я потерял профессиональный стимул. Можно было бы получить еще десяток дипломов «Песни Года», пяток «Золотых Граммофонов», еще пару раз съездить на «Евровидение». Но всё это у меня уже было. Я уперся в потолок.
Во-вторых, я считаю, что эстрада – дело молодое. Туда надо не только приходить со своим поколением, но и уходить тоже. Чтобы писать актуальные хиты, ты должен находиться в авангарде молодежной культуры, на самом острие атаки. Если этого нет, то на всем, что ты пишешь, будет лежать печать уныния и тоски. А поп-культура – дело веселое, она не делается занудами. С годами мы не становимся хуже. Мы перестаем быть актуальными для поколения наших детей.
Третья причина стала следствием первых двух. Я давно приглядывался к музыкальному театру, с юности любил и бродвейский репертуар, и советский мюзикл, и знал что и как я буду делать в театре. Каких-то иллюзий, конечно избежать не удалось, но в целом смена курса прошла безболезненно.
— Потребовалась ли вам какая-то внутренняя перестройка?
— В конце концов, я всё равно занимаюсь тем же самым делом, что и всю жизнь – составляю благозвучные, ритмизированные и рифмованные комбинации из речевых символов и знаков препинания, наполненные смыслом. Просто в театре актуальность не измеряется современностью сленга и театр неизмеримо более академичен по языку. Там до сих пор играют, допустим, Шекспира и Лопе де Вега, текстам которых по пять веков.
— Вы полностью исключаете свое возвращение в шоу-бизнес?
— После того, как в 2009 году я увидел свою первую пьесу на театральной сцене, участь моя была решена. Ты смотришь на людей, которые говорят твоими словами, двигаются согласно твоим ремаркам, любят, ненавидят, убивают друг друга или жертвуют собой по твоей прихоти. В этот момент ты понимаешь, что пути обратно нет, потому что невозможно отказаться от того, чтобы создавать новые миры.
— Пандемия «закрыла» театры и концертные площадки, поставив развлекательную индустрию на грань выживания. Как авторы справлялись с этим?
— Всем пришлось несладко. И авторам, и артистам, и тем, кто обеспечивает работу на сцене – мы же полностью зависим друг от друга. Тяжело, когда в отчетах авторских организаций, собирающих роялти, месяц за месяцем стоит цифра ноль. Прежде всего – психологически. Но и пустой карман тоже настроения не поднимает.
— Кстати, вы помните свой первый заработок?
— Как ни странно, да. Мне было 15. Я тогда очень серьезно занимался шахматами на Стадионе юных пионеров у легендарной Людмилы Сергеевны Белавенец. И она предложила некоторым нашим ребятам поработать демонстраторами партий на Чемпионате СССР, который проходил в Центральном доме культуры железнодорожников на Комсомольской площади.
Потрясающий, кстати, был турнир – звезда на звезде, три экс-чемпиона мира – Смыслов, Таль и Петросян плюс один действующий – Анатолий Карпов. Годом ранее он обыграл в финальном матче претендентов Корчного и вышел на Фишера, который отказался играть, и Карпова без игры провозгласили чемпионом мира. Такой на этом его чемпионстве был налёт… нелегитимности, что ли. Так тогда во всяком случае казалось. Я помню, все шептались в кулуарах – настоящий он чемпион мира или нет? Время всё расставило по местам – он тогда выиграл чемпионат, да и следующие лет 10–12 не давал повода усомниться.
Мы, демонстраторы, находились на сцене вместе с участниками, смотрели, какой ход сделал шахматист, и переставляли фигуры для зрителей на большой доске такими длинными шестами. Так вот, за демонстрацию одной партии платили три рубля. Всего девять партий в туре, и мы брали за тур по две-три партии плюс доигрывания оплачивались отдельно. В день я зарабатывал 6–9 рублей, за 17 туров вышла примерно мамина зарплата. Для 15-летнего пацана неплохо.
На следующий год нас пригласили демонстрировать партии на Чемпионате Европы, что проходил во Дворце спорта «Крылья Советов» в Сетуни. Помню, как заболтал там во время одной из партий английского гроссмейстера Спилмэна – длинноволосого такого парня. Трещали с ним о Rolling Stones, Stevie Wonder, да обо всем подряд, пока его соперник-румын думал. В итоге он не увидел, как румын сделал ход и чуть не просрочил время. А наш куратор из известной организации подходит и тихонько так мне на ушко, – молодец, Кавалерян, помогаешь друзьям из стран социалистической демократии.
Но самом деле я хотел на нормальном английском с настоящим англичанином пообщаться, потому и не отлипал от него.
— Продолжаете играть в шахматы?
— Только в сети, на chess.com и lichess.org. Рейтинг колеблется вокруг 2250. Примерно уровень кандидата в мастера. С ним я, собственно, и закончил с шахматами сорок лет назад.
— Случалось ли вам сталкиваться с предубеждением в театральной среде? Все-таки, эстрадные авторы там не в чести.
— Случалось всякое, но откровенного игнорирования я не припомню. Подозреваю от того, что за мной тянется шлейф не только поп, но и рок-культуры. Театралы, по части принадлежности к контркультуре, инстинктивно считают рок-артистов ровней себе. Хотя все эти жанровые границы сейчас уже совсем размыты – театральные артисты участвуют в ТВ шоу вместе с эстрадными, рок, цирковыми, и еще какими угодно, катаются там на коньках, танцуют танго и вальсы и прекрасно себя чувствуют.
— Гладко ли складывалась ваша театральная карьера?
— Сразу после «Голубой камеи» мы с моим соавтором Кимом Брейтбургом запустили мюзикл «Дубровский», который на сегодняшний день успешно идет более, чем в дюжине театров в России и даже за рубежом. А после него, в 2014‑м году – мюзикл «Джейн Эйр» в Московском театре оперетты. Это была первая наша московская постановка.
— Этот спектакль два года назад стал лауреатом международной премии «Звезда театрала».
— Московская «Джейн Эйр» была номинирована в 2015‑м и прошла в шорт-лист, где уступила только скандальному «Тангейзеру». А в 2019‑м премию выиграла постановка Оренбургского музыкального театра. Но по музыкальному и текстовому контенту это всё равно тот же самый спектакль.
— Расскажите о заметной премьере 2019 года в той же Московской оперетте – мюзикле «Ромео vs Джульетта ХХ лет спустя».
— Мне всегда нравились сиквелы. Еще в школе я пытался придумать продолжение «Дубровского». Принято считать, что продолжение всегда уступает оригиналу. На самом деле, это далеко не факт. Например, Новый завет круче Ветхого, «Крестный отец – 2» лучше первого фильма саги, а Гекельберри Финн будет посильней Тома Сойера. Это, конечно, шутка. С каноническим текстом «Ромео и Джульетты» соревноваться невозможно, да и задачи такой не могло быть.
Я давно фантазировал на тему – что могло бы произойти с Ромео и Джульеттой, останься они живы. Что сталось бы с их любовью через 10, 20 лет. Наш спектакль – фантазия на эту тему. Он полон страстей, замешанных на глубоко спрятанных обидах и подозрениях, которые день за днем убивают великую любовь. Каждый наблюдал что-то подобное в семьях своих друзей, знакомых, соседей, а некоторые сталкивались с этим сами. Музыку написал Аркадий Укупник, а поставил спектакль «золотомасочный» режиссер Алексей Франдетти.
— В этом году и ваш спектакль «Капитанская дочка» был номинирован на «Золотую маску».
— Причем сразу в девяти номинациях. Правда автора либретто среди них нет. Либреттистов вообще в этой премии не отмечают. Но для Алтайского государственного музыкального театра это большой прорыв – за все время существование премии они не попадали в шорт-лист ни разу.
Нам с композитором Евгением Заготом удалось найти ключик к этому произведению. Я ввел в либретто нового героя, которого нет в романе Пушкина – русское Лихо. Именно этот метафизический персонаж управляет всем и вся, затягивая сюжетную интригу. Кроме того, изменена «механика чуда», благодаря которому спасается Петя Гринев.
— Театральными работами вы не ограничились, издав недавно две книги прозы.
— Во время пандемии были заморожены все театральные проекты, поэтому я раскрыл свои дневники, которые вел с 1980 года и попытался собрать воедино свои воспоминания об отечественном шоу-бизнесе и людях, с которыми мне посчастливилось работать и общаться. Без ложной скромности, это ключевые фигуры нашей эстрады, начиная с Валерия Ободзинского и Аллы Пугачевой, транзитом через рок-звезд – группы «Браво, Бригада С», «Парк Горького» и «Машина времени», и заканчивая Филиппом Киркоровым и Григорием Лепсом. Отдельная глава посвящена моему евровидийному опыту – с 2002 по 2013 год восемь исполнителей из пяти стран успешно представляли мои песни в финалах конкурса «Евровидение». Но это не мемуары, а скорее, книга рассказов, которая называется «Танцы в осином гнезде».
— Ваша вторая книга – роман?
— Точнее, роман-сериал «Легенды отеля Метрополь». Я задумал его еще в 2014‑м году, и до него, в связи с занятостью в театральных проектах, у меня тоже никак не доходили руки. Так что появлению этой книги, как ни странно это звучит, я также обязан пандемии.
Время действия романа – 1905–1917 годы. В центре повествования – история мальчишки-сироты, которого управляющий отеля берет на работу посыльным и принимает участие в его дальнейшей судьбе. Отель «Метрополь» в те годы был образцом высокого стиля и там останавливались выдающиеся деятели русской культуры, искусства, науки, политики и спорта. В каждом из четырнадцати эпизодов участвует кто-то из этих, как сказали бы сейчас, селебритис – Федор Шаляпин, Вера Холодная, Иван Мозжухин, Валерий Брюсов, Александр Вертинский и многие другие.
Любой из эпизодов самодостаточен, но все они вместе объединены сквозным действием, которое начинается 17 октября 1905 года, в день опубликования царского манифеста о даровании незыблемых основ гражданской свободы, а заканчивается штурмом «Метрополя» отрядами восставших в октябре 1917 года.
— Удивительно, что вы – поэт, издали две книги прозы и ни одной книги стихов.
— Я получал такие предложения. И не раз. Но дело в том, что я не пишу стихи. Никогда не писал. Понимаю, это странно звучит, но это чистая правда. То, что я сочинял для эстрадных звезд, было коммерческими песенными текстами. Допускаю, что в некоторых из них, может даже во многих, живет поэзия. Но стихи для меня – это нечто другое. Прежде всего – готовность во имя Слова пойти до самого конца, каким бы он ни был.
Русская поэзия задала очень высокие стандарты, и чтобы иметь смелость писать и издавать стихи, надо прежде всего дышать, как поэт. Это означает жить на разрыв и быть готовым принести в жертву всё, в том числе и свою жизнь. А я человек легкомысленный, люблю удовольствия, комфорт, хорошую компанию. Заниматься имитацией, играя в поэзию просто нечестно по отношению к людям, которые купили у судьбы этот билет в один конец.
Беседовала Александра КРАВЦОВА,
Фото из личного архива Карена КАВАЛЕРЯНА